Музей-заповедник «Прохоровское поле» гордится своими экспонатами, каждый из которых имеет историческую ценность. В фондах музея хранятся документы Екатерины Григорьевны Пименовой, учетчицы Московского элементного завода № 220, который в годы войны выпускал батареи.
До недавнего времени документы Екатерины Григорьевны были семейной реликвией её внука – Ярослава Владимировича Тюпы. Сегодня – это часть истории трудового подвига нашей страны.
В семье Пименовых было пятеро детей. Лишившись родителей в семилетнем возрасте, Катя вместе со своими братьями и сестрами жила в родительской избе в селе Таболо Епифанского района Тульской области. Несмотря на то, что старшие ребята подрабатывали и обеспечивали младших, девочка всегда была голодна, но ей стыдно было в этом признаться, т.к. еды едва хватало на всех.
В 13 лет Кате пришлось пойти работать домработницей. Хозяева часто уезжали в командировки, поэтому рабочий день был ненормированный. Ей приходилось не только присматривать за детьми, но и вести домашние дела. К сожалению, первая работа никак не отразилась в трудовой книжке Екатерины Григорьевны, которая теперь хранится в фондах музея «Третье ратное поле России».
Свои воспоминания о военном периоде и работе в тылу она напишет уже на пенсии. Сегодня они впервые публикуются музеем-заповедником «Прохоровское поле». «Как будто вчера это было. 4 сентября 1939 года мой первый рабочий день на заводе (прим. музея: Екатерина пришла на завод в возрасте 16 лет). Моему счастью не было предела! Я – в должности работницы! И далеко, конечно, мне до работницы, я лишь ученица, но на мне, как на настоящих работницах – заводской халат, а в кармане, – совсем еще новенький заводской пропуск. Рука так и тянется туда еще раз потрогать его.… И душа переполняется гордостью. Стала осваивать рабочие операции в цехе, а потом и обязанности учетчика. А когда стала трудиться учетчицей уже самостоятельно, зная все рабочие операции, старалась, где только можно помочь другим. Поднять тяжелые ящики с полюсами к обрезным машинам, отсортировать полюса после их обрезки, но особенно мне нравилась операция сварки полюсов на сварочных автоматах.
В обязанности учетчика, кроме учета и сдачи точного количества всей сменной выработки цеха, входил и контроль за экономией материалов, за чистотой рабочих мест. Очень строго спрашивали за малейшие потери цветных металлов. Проходя по цеху, наш начальник Ушко Устин Осипович за все непорядки спрашивал не с мастеров, а с меня – учетчицы. И не дай Бог, если в мусоре заметит обрезки цинка или, тем паче, цинковые рондели (мы их звали пятачками). Все это требовал заносить в наряд нарушителю к вычету из зарплаты. Жестоко, но, наверное, правильно, потому что этим и экономии добивались, и в цехе было чисто.
С началом войны наш элементный завод становится военным, т. к. батареи – это питание для связи на фронте.
По призыву комсомола вся молодежь уже в июле стала сдавать кровь для раненых бойцов. Враг быстро продвигался на Восток, изо всех сил рвался к Москве. Первая бомбежка Москвы была уже 21 июля. И с этого дня город бомбили систематически днем и ночью. Хоть рабочие завода и построили бомбоубежище в близлежащем заводском парке, но пользоваться им практически не приходилось.
Фронту были нужны наши батареи, поэтому работали и при налетах. Работать стали по 12 часов и в дневные, и в ночные смены с 30 минутным перерывом на обед. В ночные смены особенно страшно было женщинам, у которых дома оставались дети. Для укрепления защиты города нас выводили копать противотанковые рвы. На крышах домов выставлялись дежурные посты для тушения зажигательных бомб. Этим были предотвращены сотни пожаров.
В ноябре 1941 года завод эвакуируется в Сибирь, в Ленинск-Кузнецкий. Мужчинам, наиболее опытным и квалифицированным рабочим и специалистам дали бронь. Женщин для эвакуации тоже подбирали из опытных тружениц для восстановления и пуска завода на новом месте. В их числе были и мы с сестрой. 25 ноября 1941 года эвакуированный состав с людьми прибыл в Ленинск-Кузнецкий (оборудование было еще в пути). Сразу же нас встретили представители с эвакопункта.
Организованно расселили всех по квартирам местных жителей. Сибиряки – простые, отзывчивые и добрые люди. Встретили они нас как родных, приютили в своих, и без того тесных, избушках. И помогали, чем могли, советом, сочувствием, добрым словом. Не жалели для нас и картошки, которая в войну была вторым хлебом. Нас с сестрой поселили на улице Деповской в семье Лисименко Семена Максимовича и Марии Даниловны. У них было двое детей и на всех них одна комната и кухня. Но нашли, же место, чтобы и нас разместить! Тесно было, конечно, холодно, но, ни одного упрека не услышали мы от этих простых замечательных людей. Светлая память и великая благодарность им за доброту и человеческое участие в нашей судьбе.
В первые же дни все мы, эвакуированные, получили задание по переписи местного населения для привлечения их на работу. Транспорта в городе не было. По всему городу ходили пешком, заходили в каждый дом своего участка и предлагали женщинам и подросткам работу на эвакуированном заводе.
И вот в декабре уже прибыло оборудование. Начали его выгрузку, а потом и монтаж. Основная механизация – ломы и катки. Помню, как работали мужчины нашего 3-го цеха из бригады Воронцова Тимофея Николаевича: Атлягузов Иван Данилович, Карташов Виктор Иванович, Тырсиков Петр Иванович, Марасинов Степан Владимирович, Иванов Сергей Егорович, Зима Федор Иванович.
Катили в цеха громадные пресса, тяжеленные машины, разное цеховое оборудование. Только и слышались надрывные, но дружные голоса коллективной команды: «Раз, два – взяли! Еще – взяли! И оборудование на ломах и бревнах двигалось к своим местам.
Директор завода Беглецов Николай Васильевич ни днем, ни ночью не знал покоя. В любое время суток можно было видеть, как мелькала по заводу блестящая его голова: то в одном цехе, то в другом. Никакая мелочь не ускользала от его глаз. Сколько энергии и неутомимости! Во все вникал, везде старался помочь. Но особым расположением и заботой его были окружены слесаря и сварщики – первые и наиглавнейшие, от кого в первую очередь зависела установка оборудования, ускорение срока пуска завода. Рабочие тоже любили своего директора. В бригаду слесарей Воронцова взяли и нас двоих: Дору Ивановну и меня. Мы месили раствор для фундамента под оборудование (пресса, ножницы, штампы, обрезные машины). Потом промывали оборудование перед монтажом. Наш труд тоже был необходим.
Первое время не было столовой. Одинокие мужчины питались в привокзальном буфете, а в обед мы туда ходили всей бригадой. Работники буфета очень старались побыстрее нас обслужить. Да и мы, в свою очередь, никогда не привередничали – довольны и рады были всему, что ни приготовь. Потом на заводе открыли небольшую столовую с длинными деревянными столами и скамейками. Тоже были рады, все под рукой, не ходить далеко на вокзал, не терять время. Баловали нас иногда и деликатесами. С мясокомбината привозили пирожки с ливером. На завод по призыву стали подходить рабочие – это были женщины и подростки, не достигшие призывного возраста на фронт. Уже позднее пополнение пришло на ФЗО. А пока в мае 1942 года стали обучать и готовить рабочих силами эвакуированных. В нашем цехе это были: Морозова Анна Павловна, Кувшинова Настя, Пылева Лена, Щербакова Роза, Шестопалова Полина, Антипова Люся, Тимоня Анна, Никитина Маша, Иванова Дора, я. Сестру мою, Пименову Валентину перевели тогда в отдел труда нормировщиком.
И вот настал, наконец, долгожданный день – 15 нюня 1942 года – день пуска завода. Опытные труженицы передавали новичкам свои умения, навыки, сноровку. Особенно быстро и ловко стала работать Валя Филатова, а также Тоня Молчанова, которая работала на ножницах непростой и очень опасной операции.
Резка цинка, штамповка корпусов для батарей, пайка, резка, зачистка и лужение контактов – все эти операции девчата выполняли как автоматы. И лозунг «Все для фронта, все для Победы!» был не громкой фразой, а повседневным правилом, девизом, под которым все до единого работали в те долгие годы войны, свято веря, что своим трудом каждый приближает Победу. Как-то не стало на заводе проволочки для контактов. Что же делать? Не останавливать же производство! Решили обдирать семижильный провод, а потом разматывать его на семь отдельных ветвей, которые сматывались на семь катушек (досточек).
Эта новая в цехе операция представляла очень необычную картину. Девочки 13-14 лет, все маленького роста, стояли посередине цеха одна за другой с некоторым интервалом, как в строю. И, словно автоматы, мотали вручную каждая на свою досточку свою отдельную проволочку из общего семижильного пучка. Помню Талышеву Таню, Вязникову Таню, Осипову Пану и других (но фамилии, к сожалению, забылись).
Слесарями на обрезных машинах тоже были подростки, совсем еще маленькие ребята – Витя Хохлов, Кеша Фомин, Петя Молунов, называю лишь мальчиков нашего 3-го цеха, по заводу же их было гораздо больше. Вместе со взрослыми они работали дневные и ночные смены по 12 часов.
Мне как бригадиру приходилось иногда разыскивать их (забившихся и прикорнувших где-нибудь в уголке), чтобы заточить ножи на обрезных машинах или еще по какому-то неотложному слесарному делу. Жалко было будить их, чумазых и сонных. Но работа есть работа, и никто не роптал. Работали дружно и слаженно. Подменяли друг друга при необходимости отлучиться от машин, не отключали их ни на минуту. Потому что потерянные минуты – это невыпущенные батареи, которые для фронтовой связи были нужны как воздух. Для улучшения отгрузки отходов цинка прямо к 3-му цеху сделали небольшую пристройку, где на печи устанавливали котел, в котором и переплавляли все цинковые отходы. Из большого котла расплавленный цинк разливали по формам ковшами две женщины Кузнецова Маша и Остудина…(имя забыла). Очень тяжелый, никак не женский это был труд, но мужских рук не хватало, мужчины были на фронте. И женщины, эти великие труженицы, заменили их даже в самых тяжелых работах. Помню, как на завод приводили на работу пленных немцев. Были они в высоких ботинках на деревянной подошве. Смотрели мы на них с презрением «Эх вы, высшая раса на деревянных каблуках».
В конце войны, в феврале 1945 года меня перевели работать в хлебный магазин, который находился на территории завода. Здесь же в бараках жили спецпереселенцы из Крыма. Это были, в основном, многодетные семьи, у которых кроме карточек на хлеб ничего не было. И вот, женщины с детьми, постоянно не доедавшие, и сами ребятишки, что чуть постарше, целыми днями приходили за хлебом. Карточки проедали на много дней вперед, а потом, в конце месяца, совсем голодали. Невыносимо трудно жилось этим семьям, тяжело было видеть их голодных ребятишек, но чем помочь?
Долгие трудные военные годы не сломили нас. Мы работали, отдавая все силы фронту, считая себя солдатами тыла.
И вот – конец войне! Утром 9 мая еще до ухода с работы ночной смены объявили Победу! Весть эта мигом облетела всех. Люди плакали от радости, обнимали друг друга – это был какой-то взрыв всеобщего ликования. Потом, как будто стихийно все потянулись в парк, где состоялся митинг Победы. А день был таким необыкновенным, солнечным, радостным, как будто сама природа, как во все эти военные годы поддерживавшая сибиряков небывало богатыми урожаями картошки, и не допустившая, благодаря этому, голода в этих краях, и она в тот святой и памятный день возликовала вместе со всем народом, народом великим и правым в той страшной войне с фашизмом».