Начало войны глазами подростка

Предлагаю вашему вниманию, уважаемые читатели, ещё один рассказ Морехода.

Мы жили на окраине города Харькова в маленьком бабушкином домике. Я закончил второй класс и наступили каникулы.

1941г., г. Харьков, ул. Черногорская. дом 4.

 В воскресный день 22-го июня 1941 года стояла тёплая солнечная погода. Прошёл всего один месяц и десять дней, как мне исполнилось 10 лет.  Было 10 часов утра. Родители, я и бабушка находились дома. По двору ходили куры и петух, под ногами крутился Весёлый – щенок овчарки Джимки. Папа выставил на улицу репродуктор /он заменял микрофон/, подключённый к радиоприёмнику, чтобы слушать в доме «куриный концерт», звучавший во дворе. В этот момент по радио, диктор сообщил, что работают все радиостанции Советского Союза и будет передано важное правительственное сообщение. Это прозвучало, как гром среди ясного неба. По радио выступил нарком иностранных дел Вячеслав Молотов о вероломном нападении Германии на нашу страну. Началась Великая Отечественная война.

 В июле я ещё успел съездить, в первый и в последний раз, в пионерский лагерь, который находился недалеко от города. Туда в жаркий июльский день я с мамой приехал на пригородном поезде.  Мы переходили через железную дорогу, а от рельсов шёл жар, как от печки. Впервые я оказался вне дома. Там мне запомнилась только игра в «войну» и вечерние прослушивания безрадостных сообщений Совинформбюро. Например, враги захватили столицу Украины г. Киев. С каждым днём немецкие войска всё ближе и ближе подходили к Харькову. По возвращению из лагеря, я заболел и попал в больницу по подозрению на дифтерит, но диагноз не подтвердился, и меня вскоре выписали домой.

 В центре города около Дома Красной Армии висела большая карта, на которой отображалась линия фронта.  К вечеру около неё собиралось много народа. Как-то раз был там и я с родителями. Картина была безрадостная, фронт приближался к городу.

 В целях безопасности в домах на оконные стёкла наклеивали бумажные полосы крест - накрест, чтобы осколки не разлетались в случае повреждения взрывной волной. Поступил также приказ сдать радиоприёмники в специальный приёмный пункт. Отнесли туда и мы наш приёмник

 В начале улицы недалеко от бабушкиного дома вырыли «щель» (зигзагообразный, небольшой окоп, закрытый сверху) для жителей окрестных домов прятаться в ней во время бомбёжки. Но туда никто, ни разу не спустился. Отец сделал что-то вроде «щели» у нас во дворе.  Когда стали объявлять воздушные тревоги /ревела сирена /, мы туда уходили. Несколько раз были налёты, стреляли зенитки. Этого звука очень боялась Джимка. Она сразу пряталась под кроватью или впереди нас мчалась в «щель».  В городе разрушений я не видел, но попадались осколки на земле от разорвавшихся зенитных снарядов. Ребята часто их находили и даже ими обменивались.

 Один раз видел на нашей улице военный автомобиль типа УАЗ  с несколькими командирами Красной Армии  (тогда офицеров ещё в армии не было). Они осмотрели окрестности, посовещались и уехали. Раз или два появлялось откуда-то отделение красноармейцев, занимавшихся боевой подготовкой.

 1-го сентября 1941 года я пошёл в 3-й класс. Для учёбы мне купили географический Атлас. Он был толстый, в красном коленкоровом переплёте, и что мне там особенно понравилось, так это изображение Дворца Советов ( проект ). В ноябре 1943 года я видел в Москве, как разбирали металлический каркас этого здания для нужд фронта.

 Мы проучились две недели. На уроке ботаники в оранжерее ученикам раздали горшочки с саженцами лимона, чтобы за ними ухаживали дома. Видимо, сотрудники оранжереи хотели спасти их от предстоявших событий. К сожалению, мой замёрз, т.к. он остался у бабушки, а зимой в её доме было холодно.

ЭВАКУАЦИЯ

 Завод авиационных двигателей, на котором работал отец, эвакуировали в г. Молотов /Пермь/. Туда отправлялись эшелоны с оборудованием, рабочими и их семьями.

 Мама стала собираться в дорогу. В корыто для стирки белья сложила самые необходимые вещи и обшила его мешковиной. Кроме корыта у нас был чемодан. Всё это отец предварительно отвёз на завод. И вот наступил день отъезда, кажется, 23 сентября 1941 года. Был тёплый, солнечный осенний день. Мама несла только сумку с продуктами в дорогу. Нас провожала бабушка и Джимка. Мы шли вдоль забора и мимо старого школьного здания, в котором ещё училась мама, к трамвайной остановке. Мама с бабушкой разговаривали, а Джимка шла рядом, понурив голову. Она, вероятно, понимала, что мы уезжаем на долгое время.

  На заводе уже стоял состав, сформированный из платформ со станками, оборудованием и теплушек (небольших грузовых вагонов, приспособленных для перевозки людей). Нас поместили в одну из них. Около вагонов суетился и шумел народ, царила неразбериха. В теплушке мы разместились на деревянных нарах, рядом с другими отъезжающими. Переночевали в теплушке, а рано утром эшелон отправился на Урал. Мы даже не попрощались с отцом, который должен был остаться на заводе для особого задания.

  Эшелон шёл на восток в сторону Купянска и далее на Москву. Говорили, что железную дорогу на Курск немцы уже сильно бомбили. Ещё было утро, когда поезд замедлил ход. Мы выглянули в открытую дверь вагона и увидели недалеко от пути воронки от бомб, валялись предметы детской одежды. Здесь накануне немцы бомбили. Поезд приближался к зданию станции, и я прочёл её название – «Староверовка». Увиденное на всех произвело удручающее впечатление. Часов в 16 прибыли в Купянск. Это большой железнодорожный узел, на нём скопилось много грузовых составов. Наш оказался вторым с правой стороны. Первым – стоял воинский эшелон. Перед ним был песчаный участок, поросший кое-где травой, и дальше   молодым сосняком. Все пути   занимали составы.

  Я решил подышать свежим воздухом. Для этого поднялся на тормозную площадку открытой платформы воинского эшелона, чтобы погулять по песку. Но когда очутился на площадке, то услышал шум моторов самолётов и очень короткие пулемётные очереди. В этот момент от эшелона к сосняку побежали красноармейцы. Совсем низко появился истребитель с красной звездой на фюзеляже. Он летел под прямым углом к стоявшим составам, и, снижаясь, скрылся за сосняком. И тут же следом появилась немецкая «рама» с чёрным крестом на фюзеляже / самолёт разведчик /, которая летела в том же направлении, что и истребитель. Но по бокам её, практически касаясь концов её крыльев, летели два наших истребителя, периодически постреливая и прижимая её к земле. Они быстро скрылись за сосняком, и всё стихло. Вероятно, там был аэродром, и они принудили раму приземлиться. Я тут же возвратился в свою теплушку, и вскоре наш эшелон отправили дальше.

   Через Старый Оскол, Лиски эшелон продвигался на север к Москве. В результате мы оказались на курской железной дороге и по ней приехали в Москву. Харьков был первым и единственным, большим городом в моей жизни. Москва!  Какая она? Она появилась внезапно. Слева промелькнула платформа, вдали – какое-то озеро, и поезд въехал на мост через Москву реку. Открылся вид на все её излучины. Это была свободная пойма реки, и только слева по ходу поезда возвышался храм из красного кирпича            (теперь это р-н Печатники).

Но сам город так и не пришлось увидеть. Эшелон прибыл на ст. Сортировочная, что рядом со ст. «Серп и молот». Наша теплушка оказалась недалеко от моста, по которому проходит шоссе Энтузиастов у «Заставы Ильича». Очень хотелось подняться на этот мост и войти в город, но было страшно отстать от эшелона.

   Рядом на путях находился состав. На одной из его платформ, стоял повреждённый в бою броневик. Я с парнем из нашего вагона забрался на эту платформу, а потом и в броневик заглянул. Там на полу лежал артиллерийский снаряд, в точности напоминавший патрон от мелкокалиберной винтовки. Мой попутчик предложил зарядить пушку и выстрелить. Но благоразумие возобладало. А потом начался налёт немецкой авиации, стрельба зениток, мы спрятались в теплушке, и вскоре поезд отправился в г. Горький, который проезжали ночью. Он был весь в огнях, т.к. до него авиация немцев не долетала, и там не было светомаскировки.

   До 1939 года отец работал на станциях Прохоровка, Беленихино, Ржава Южной железной дороги-самой современной. Она была двухпутной и автоматизированной. На ней были установлены светофоры. А после г. Горькова на Пермь пошла одноколейная дорога с разъездами, на которых часто приходилось пропускать встречные поезда. На ней вместо светофоров стояли семафоры.

   Путь был долгим. Питались тем, что удавалось купить у местных жителей, приносивших продукты к эшелону. В теплушке был большой латунный чайник, который наполнял кипятком на станциях и остановках единственный мужчина – старик в нашей теплушке. Туалета не было. Его заменяла небольшая выгородка, где стояло цинковое ведро.

Приехали в г. Молотов 19 октября 1941 года . В пути мы были 26 дней.